— Ты слышал? — спросил он.

— Слышал, — коротко ответил я. — Что сам об этом думаешь?

Мне категорически не хотелось делить людей на тех, кто «за» и «против», тем самым отсекая «не оправдавших ожидания». Но не спросить я не мог.

— Я читал, что застенцы…

— Ложь, — не сдержался я. — Император со своими людьми хладнокровно убил президента и все его окружение без всякого повода. Точнее, в таких вещах всегда есть повод. Хотя уместнее назвать его мотивом. Просто им нужна война.

Эта новость заметно смутила Макара. Его выстроенная в голове картина начала рушиться, рождая душевные терзания и сомнения. В этот момент я даже почувствовал себя в определенной роли подлецом. Как же приятно жить в неведении, когда тебе говорят, кто хороший, а кто плохой. И что именно тебе надо делать, и кого ненавидеть.

— Может, у него не было выбора? — робко заметил Макар.

— Выбор есть у каждого человека. Просто многие не хотят его видеть. Скажу одно: раньше все было так себе, а теперь станет совсем плохо.

— Неужели застенцы так сильны? — со страхом спросил Протопопов.

— Боюсь, скоро мы это узнаем. Как вы?

— Директор сегодня собрал нас всех и объявил… Ну, ты понял. Лицей на время закрыт, мы все поступаем на военную службу. Даже «нулевки», представляешь?

— Вполне, — пожал плечами я. — Где, как не на войне, можно спровоцировать проявление дара. А Императору теперь нужен каждый маг.

«Даже ты, Кулик», — подсказал мне внутренний голос.

— Извольский и еще несколько старшекурсников подали в отставку, — продолжил Макар. — Точнее, попытались. Но директор заявил, что в военное время ослушание приказов Его Величества будет караться трибуналом.

Я удивленно изогнул бровь. Не от мысли про трибунал. Это как раз логично. Сейчас для удара надо собрать кулак воедино и заодно пресечь разброд и шатание. Но поступок Извольского меня даже восхитил. С другой стороны, у него дядя — министр иностранных дел. Думаю, в их семье о войне и планах Императора известно гораздо больше, чем среди остальных аристократов.

— В общем, ни у кого из нас не было выбора, — сказал Макар и торопливо исправился. — Точнее, выбор есть, но не очень богатый.

— Угу. Ну да ладно, — остановил я его. Жуть как не люблю, когда люди оправдываются. — Но ты же пришел сюда не о политических событиях говорить?

— Нет. Вот.

С ловкостью фокусника Макар достал из-за пазухи небольшую шкатулку с инкрустированным прозрачным кристаллом под крышкой. В довершение ко всему, шкатулка закрывалась на защелку. Чтобы случайно не отворилась будучи, например, в мешке.

— Сделал все, как ты просил. Проверил, полный порядок. Когда шкатулка открыта, Осадило работает как обычно.

Я взял новый артефакт в руки и попытался создать форму. Сила поднялась внутри меня возмущенной волной, но не выплеснулась.

— А когда шкатулка закрыта, то контуры замыкаются и создают структуру, которая работает с Осадилом, но исключительно внутри. Таким образом, все, что магическое находится в шкатулке, сводится на нет.

— Макар, ты гений!

— Скажешь тоже. Замкнутые контуры — это обычная артефакторика среднего порядка. Нет, конечно, там не использовали Осадило, как главный энергетический элемент, но…

— Макар, не прибедняйся. Я же сказал, ты гений!

— Ну, хорошо, — смущенно согласился Протопопов.

— Это все в корне меняет. Теперь я могу… могу…

Макар будто понял, о чем я хочу сказать. И даже кивнул.

— Твой жезл я оставил внизу. Полностью починить его не смог, но чуть-чуть подправил. Направление он будет показывать, пусть и с некоторой погрешностью.

— Ты и так сделал слишком много, — пожал я руку товарищу. — Слушай, я, наверное, пропаду на несколько дней. Если не больше. Берегите себя, что бы ни случилось. И не лезьте на рожон. Здесь не будет правых и виноватых. Геройствовать можно лишь спасая товарищей, а никак не ради мифической чести Императора.

Не уверен, что Макар меня понял. Одно дело сказать, совершенно другое — прожить. Но Протопопов хотя бы кивнул — уже что-то. На том и расстались.

Собирался я в спешке, но в то же время с удивительно ясной головой. Все же, как ни грустно это признавать, Максутов оказался совершенно прав. Только занятие, которое ты можешь сделать один во имя какой-то весомой цели, может спасти от самоедства. Самого дурного, что я мог сейчас заняться.

— Колюсик, ты куда собрался? — всплеснула руками тетя.

— Мне надо. По одному важному делу.

— Я тебя никуда не пущу!

— Пустишь. И это не обсуждается, — твердо сказал я.

Видимо, что-то в моем голосе было еще, помимо повышенного тона. Может, дар или что-то иное. Тетя Маша лишь обмякла и села на стул. Вообще, плюхнулась бы на пол, но внезапно возникший из ниоткуда Пал Палыч пододвинул кухонную мебель.

— Не переживай, я не воевать отправляюсь, скорее даже наоборот.

— Наоборот? — удивилась она. — Это как?

— К чему может прислушаться сильный человек? Только к другой силе. Той, которая равна ему, а по-хорошему даже превосходит. И у меня есть определенные мысли на этот счет.

— Колюся, я не могу тебя отпустить, — часто задышала тетя, готовясь расплакаться.

— Я понимаю, о чем ты. Но ты не сможешь оберегать меня вечно. Я вырос. Наверное, чуть раньше, чем нужно. Однако уж так сложилось. Если у меня получится, есть шанс все остановить. Если нет… То хуже уже все равно не станет. Но я хотя бы должен попытаться.

Внутри тети Маши явно боролись какие-то демоны. И не знаю, что там победило: голос разума, вера в меня или собственное бессилие. Она устало поднялась на ноги и неторопливо перекрестила меня.

— Иди с Богом.

— Пропустил момент, когда ты стала такой верующий, — попытался разрядить обстановку я.

— А я пропустила момент, когда ты стал таким умным… И взрослым. Иди уже, не рви душу.

— Хорошо. Я скоро вернусь. Обещаю. Илларион, Илларион, чтоб тебя, где ты? Пойдем, проводишь.

На улице я шел не останавливаясь, пока мой дом не скрылся из виду. И только тогда остановился. Вообще, Илька мне был нужен лишь для одного. Но не говорить же об этом при тете. Тогда точно поймет, что обещание про вернуться — не совсем правда.

— Помнишь того нотариуса, который мне завещание Ирмера озвучивал? Фамилия у него какая-то еще птичья. Курочкин, что ли?

— Куропаткин он, господин.

— Точно, Куропаткин. Не знаешь, случайно, где живет?

— Как не знать, — сразу погрустнел Илька. — Совсем, стало быть, дело швах, так, господин?

— Просто хочу подстраховаться. И не оставить вас с голой задницей. Времена нынче неспокойные.

— А когда они спокойные были? — пожал плечами Илларион. — Сначала прадед Императора, уж, прощенья прошу, по прозвищу Плешивый, вино пить запретил любого толка. Как же, стало быть, «сухой закон», вот. Через то и губернии даже бастовать стали, отделяться захотели. После, вроде, дед Императора пришел. Тот, конечно, эту глупость отменил. Да и то лишь потому, что сам пригубить любил страсть как. Сколько раз навеселе его видели, даже стыдно. После Николай ему на смену пришел. Только тут вздохнули, умный, справедливый, сам из кавалеристов, за народ простой радел, опять же. Батюшкой его прозвали. Да и он под конец жизни и тот с головой дружить перестал. И стал Батюшка Кровавым. Думали, может, сейчас времена хорошие будут. Да, оказалось, что были они уже. Только мы их за плохие принимали.

— Грустно, — заметил я. — Но жизненно. И что-то напоминает. Ладно, лови экипаж, адрес назови, а потом в кабак сходи. Только долго не задерживайся. Тете скажешь, что до кьярда проводил, и я улетел.

— А на самом деле, господин?

— На самом деле так и будет. Это единственный способ выбраться отсюда.

Илька выполнил все в лучшем виде. Через три минуты возле меня уже стояла легкая повозка с вполне приличным извозчиком.

— Помогай Вам Бог, господин, — сказал Илларион.

— Да что вы, сговорились все, что ли. Все нормально будет.

Илька пробормотал нечто невразумительное, а уже громче добавил.