Не знаю, от чего я открыл глаза. Складывалось ощущение, что от чужого присутствия, которое буквально раздражало каждую клетку тела. Судя по табачному дыму, пропитавшему даже обои, сидел Будочник здесь давно.

— А нельзя ли как-то составить расписание нашего обучения? — спросил я, садясь на кровати.

— Нет, лицеист, — ответил ночной гость. — Я прихожу, когда ты готов.

— А вот сейчас, в черт знает сколько времени, я готов, так?

— Именно, — затянулся Будочник.

Я запалил керосиновую лампу. Казалось, с нашей последней встречи мой учитель постарел еще лет на пять. Волосы поредели, нос стал больше, лицо высохло.

— Что, хреново выгляжу, лицеист? — усмехнулся он.

Наверное, именно сейчас надо было проявить такт. Но дурное настроение из-за внезапного пробуждение дало о себе знать.

— Если честно, как ходячая реклама хосписа.

— Одевайся, лицеист, буду тебя удивлять.

— Куда уж дальше, — пробурчал я, однако послушался.

Мы спустились вниз и вышли наружу. Морозная свежесть окончательно прогнала остатки сна. Я посмотрел на Конвой и… не обнаружил его. Вот это поворот! Нет, я понимаю, что погода, не сказать, чтобы располагала. Но меня же вроде как должны охранять.

Будочник и бровью не повел. Он тяжело шагал, опираясь на свою трость. Судя по решительному виду, у него был какой-то план, и он его придерживался.

Мне казалось, что уже неплохо знаю этот район города — магазины, лавки, широкие проспекты. Однако мы прошли всего несколько подворотен, и я уже совсем потерялся в пространстве. Какие-то глухие дворы, дома с будто вымершими обитателями и гробовая тишина.

Наконец он подошел к какому-то подвалу, потянул дверь на себя и махнул мне рукой. На какое-то время единственным источником света для меня стала его вонючая сигарета. Приходилось постоянно опираться рукой, боясь оступиться и упасть. И при этом пытаться не отстать от Будочника, который даже не думал остановиться, чтобы подождать меня.

— Стой, лицеист, — сказал учитель, но слишком поздно. Я все же налетел на него. Сам виноват, не надо было докуривать сигарету. Мне же нужны хоть какие-то ориентиры.

Он охнул, но ничего не ответил. Неторопливо зажег одну свечу, потом вторую, третью. Меньше чем через минуту крохотный кирпичный закуток оказался ярко освещен. Неподалеку слышался тихий плеск воды, а в воздухе витал мерзкий запах испражнений.

— Ты же не будешь говорить, что мы в канализации? — поинтересовался я.

— Если не хочешь, то не буду, лицеист, — пожал плечами Будочник. — Мы находимся под крупнейшим предприятием по производству амулетов. Поэтому твои выплески силы, так непохожие на все, что знают эти олухи, будут незаметны. Вряд ли бы их и так заметили, но лучше перестраховаться.

Я не стал спрашивать, кто все «эти олухи». А вот про выплески силы интересно. Чего мы собрались скрывать? Будочник меж тем продолжил.

— А теперь встань туда и затуши самую большую свечу.

Задание казалось бредовым по причине своей легкости. Я послушно занял место, на которое указывал учитель, выковал форму Телекинеза, влил в нее силу и выполнил то, что от меня требовалось.

Будочник зажег свечу снова и отошел в сторону.

— Теперь затуши ее же, не используя технику ковки.

Нет, если это и есть то, для чего меня подняли среди ночи, то я немного разочарован. Это если мягко говорить. Я вновь затушил свечу Телекинезом. Просто на этот раз на данную процедуру ушло чуть больше времени. Заклинание пришлось вить.

Будочник с упорством старика, страдающего склерозом, зажег свечу и вернулся на место. И еще с явной издевкой посмотрел на меня.

— Теперь затуши ее, не используя и эту технику.

Я открыл было рот, но ничего не сказал, глядя на ухмыляющегося Будочника. Он и раньше казался не самым приятным человеком, а лишившись своего флера сумасшествия стал совсем невыносим. Прежде все можно было списать на его невменяемость. Теперь же стало ясно — он просто засранец.

— Я не знаю больше никаких техник создания заклинаний, — постарался как можно спокойнее сказать я.

— Как и все, лицеист. Вы подобно слепым кутятам тычетесь в поисках знакомой сиськи, не понимая, что уже давно способны есть мясо.

— А можно без этих всяких мудреных метафор? Что сделать надо?

— Просто затуши свечу, только и всего, лицеист, — усмехнулся учитель.

— Но я не знаю как, — начинал я злиться.

— Тебе говорили, как дышать, прежде чем ты сделал первый вдох? — пожал плечами Будочник. — Или говорили, как ставить ноги? Нет, ты просто взял и пошел. Так и тут. Магия внутри тебя. Нужно лишь выпустить ее и задать то направление, которое ты хочешь. Инструмент для этого может быть любым. Давай, лицеист, не разочаровывай меня. Иначе я подумаю, что ты ничем не лучше этих балбесов.

Я почему-то вытянул руку вперед, прям, как в самых дешевых сериалах про волшебников. И сразу одернул себя, потому что машинально собрался формировать заклинание, накладывая его чешуйки друг на друга. Нет, нельзя, никакой ковки. Зараза. Тогда как?

Понятно, что ничего не получалось. Я будто тряс бутылку с шампанским, забыв сделать самое главное — выбить пробку. Жидкость внутри пузырилась, пенилась, однако не могла выбраться наружу.

— Инструмент может быть любым, лицеист, — вился рядом коршуном Будочник. Хотя, скорее уж хромым вороном. — Что-то, что тебе хорошо знакомо.

Ага, футбол, например. Что за глупости? Вот как мне поможет моя любимая игра в создании заклинаний? Хотя руку я не опустил. Представил, как двигаюсь с мячом и упираюсь в защитника. Несколько раз быстро перекатил мяч носком ноги с одной стороны в другую, сделал обманный выпад влево, а сам ушел вправо.

— Видишь, лицеист, это не так уж и трудно, — усмехнулся Будочник.

Только теперь я заметил, что в помещении стало чуть темнее. И именно оттого, что та самая большая свеча не горела.

— Погодите, это я?

— Я бы мог тебе помочь, но как-то так получилось, что магия меня покинула, — ухмыльнулся учитель. — Давай еще раз.

Раз за разом, попытка за попыткой, все стало выходить более осмысленно. Я просто представлял выполнение какого-нибудь сложного финта и… заклинание создавалось. Без всякой формы и плясок с бубнами. В моем случае — с ковкой и плетением.

— Получается, я могу колдовать, не прибегая к этим техникам?

— Лицеист, иногда ты очень умный, а иногда невыносимо тупой, — устало сказал Будочник. — Именно об этом я тебе все время и говорю. Ты сам и есть магия. Универсальное оружие, прекрасно выточенное, заряженное смертельным снарядом. Наступит время и ты покажешь им. Ты им всем покажешь. И Император очень пожалеет, очень сильно…

Он хрипло рассмеялся, довольный своей шуткой. Тьфу, успокоил. А я думал, что его сумасшествие отступило. Но нет, все нормально, все на месте.

— Получается, я теперь самый крутой маг в этом мире, — задумчиво пробормотал я.

И в ответ получил новую порцию смеха. Немного успокоившись, Будочник стал медленно, как и подобает старику, раздеваться, чем совсем смутил меня. Вряд ли он сейчас будет делать что-то неподобающее, все-таки силенок не хватит, но разглядывать старческие экземы мне тоже не хотелось.

Но когда рубашка упала на скинутый сюртук, моему взору предстало ужасающее зрелище. Тело Будочника напоминало собой изрытую шрамами дорогу боли, вечно тянущуюся и не имеющую конечной цели. А учитель медленно, с некоторым садистским выражением лица, стал тыкать в собственные увечья и рассказывать мне:

— Это я заработал в двадцать пять лет. Я был старше тебя, лицеист, и тоже считал, что стал самым сильным и талантливым магом. Пока не встретил более талантливого. Мне повезло. Он посчитал, что убил меня.

Палец Будочника переместился к глубокой впадине чуть ниже левой стороны груди, туда, где должны были быть ребра. Затем переместился к руке, оказавшейся испещренной белыми рубцами.

— Здесь меня наказали за самонадеянность во время первой западной кампании. Но и тут повезло. Один фендрик [8] вытащил бесчувственного меня с поля боя.